Литературное чтение. 4 класс. Учебник (в 3 частях). Часть 2 - Клара Корепова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты, Ванечка, понял или нет?
– Понял, – тихо сказал Ванечка.
– А что ты понял?
– Лошадку.
– А ещё чего ты понял?
– Я лошадку понял.
– А как ты понял-то?
– А так, – сказал Ванечка. – Лошадка вышла из сарая и увидела снег и сделала вот так. – И тут Ванечка сморщил свой нос и стал нюхать парту.
Тут все, конечно, засмеялись, как Ванечка понял лошадку, и особенно было смешно, как он парту нюхает.
А Ванечка сморщил нос и только хотел было заплакать, но Татьяна Дмитриевна сказала.
– Ребята, скорей, скорей посмотрите в окно.
И все кинулись к окну, а Ванечка подумал: «Потом поплачу» – и тоже побежал к окну.
А там за окном ехал на санях к школе дед Игнат. Он помахивал кнутом, а на санях, на дровнях, лежали дрова, и лошадка рысью плелась как-нибудь, а путь, по которому подъезжал к школе дед Игнат, и вправду обновлялся – первые санные следы ложились на первый снег.
И всё было в точности так, как читала стихи учительница, только особенного торжества не было видно на лице деда Игната.
Лошадь стала, дед Игнат слез с саней и, развязывая верёвку, обхватившую дрова, бормотал что-то. Через стекло не было слышно, что он бормотал, но все ребята знали:
– Ну вот и приехали.
• 1. Эти истории – сказки или рассказы? Почему писатель назвал их сказками?
• 2. Как по-настоящему называется язык полыновцев? А почему автор называет его полынным?
• 3. Почему раньше ребят-полыновцев учила русская учительница? Урок русского языка в полыновской школе похож на ваши уроки русского языка?
• 4. Ты узнал, чьи стихи читала учительница? Согласен, что они «праздничные»?
• 5. «Выпал, выпал первый снег». Что выражено здесь повторением слова?
6. Раздели последний рассказ «Сказка о праздничных стихах» на три части. Озаглавь каждую. Перескажи текст по этому плану.
Юрий Иосифович КовальЮрий Иосифович Коваль – современный детский писатель. Он работал учителем в сельской школе. Именно там начал писать: сочинял рассказы – диктанты для своих учеников. А ещё был поэтом и художником. Талантливый человек, он и в обычном замечал особенное, интересное. Умел обо всём рассказать живо, увлекательно, с добрым юмором. Его книги делают нас добрее и мудрее. Он написал книги: «Полынные сказки», «Листобой», «Алый», «Чистый дор» и другие.
В. П. Астафьев. Сельский учитель
Вo дворе залился Шарик. Бабушка перестала починяться, прислушалась. В дверь постучали. А так как в деревнях нет привычки стучать и спрашивать, можно ли войти, то бабушка всполошилась.
– Какой это там лешак ломится?.. Милости просим! Милости просим! – совсем другим, церковным голоском запела бабушка, и я понял, что к нам нагрянул важный гость.
Я поскорее на печку спрятался и увидел с высоты школьного учителя, который обметал веником ка́танки[15] и прицеливался, куда бы повесить шапку. Бабушка приняла шапку, пальто, пригласила учителя проходить, а одежду его бегом умчала в горницу, потому как считала, что в ку́тье[16] учителевой одежде висеть неприлично.
Я притаился на печи. Учитель прошёл в середнюю, ещё раз поздоровался и справился обо мне.
– Поправляется, поправляется, – ответила за меня бабушка и потребовала, чтоб я слезал с печки.
Учитель сидел возле окошка на стуле, принесённом бабушкой из горницы, и приветливо мне улыбался.
Самовар запел протяжную, тонкую песню. Разговор шёл о том о сём. Бабушка про мои успехи в школе не спрашивала. Учитель про них тоже не говорил. Учитель поинтересовался насчёт деда.
– Сам-то? Сам уехал в город с дровами. Продаст, деньжонками разживёмся. Какие наши достатки? Огородом, коровёнкой да дровами и живём.
– Знаете, Екатерина Петровна, какой случай вышел?
– Какой же? – насторожилась бабушка.
– Вчера утром я обнаружил у своего порога воз дров. Сухих швырко́вых[17]. И не могу дознаться, кто их свалил.
– А чего дознаваться-то? Нечего и дознаваться. Топите – и все дела.
– Да как-то неудобно.
– Чего неудобного? Дров-то нету? Нету. Ждать, когда сельсовет привезёт? А привезёт, так сырьё осиновое. Околеете вместе с ребёночком. А ребёночек у вас хлипкий[18], и работа ваша умственная, в тепле её делать надобно. Топите, топите.
Мне кажется, бабушка знает, кто свалил учителю дрова. И всему селу это известно. Один учитель не знает и никогда не узнает.
Уважение к нашему учителю и учительнице всеобщее и молчаливое. Учителей уважают за вежливость, за то, что они здороваются со всеми кряду, не разбирая ни бедных, ни богатых. Ещё уважают за то, что в любое время дня и ночи к учителю можно прийти и попросить написать нужную бумагу.
Тишком, бочком просочатся деревенские бабы в избу учителя и забудут там кринку молока, а то сметанки, творогу или брусники туесок. Ребёночка доглядят, полечат, если надо. Один раз в школу учитель пришёл в катанках, через край зашитых. Умыкнули бабы катанки вечером – и к сапожнику Жеребцову их снесли. Шкалик сапожнику поставили, чтоб с учителя, ни боже мой, копейки не взял и чтоб к утру, к школе, всё было готово.
В какой школе начали наши учителя!
В старом деревенском доме с угарными печами. Парт не было, скамеек не было, учебников, тетрадей, карандашей тоже не было. Один букварь на весь наш первый класс и один красный карандаш. Мы принесли с собой из дома табуретки, скамейки, сидели кружком, слушали учителя, а потом он давал нам аккуратно заточенный красный карандаш, и мы, пристроившись на подоконнике, поочерёдно писали палочки. Счёту учились на спичках.
Учитель как-то уехал в город и вернулся с тремя подводами. На одной из них были весы, а на двух других ящики со всевозможным добром.
На школьном дворе из плах соорудили временный ларёк «Утильсырьё». Вверх дном перевернули школьники деревню. Чердаки, сараи, амбары очистили от веками скапливаемого добра – старых самоваров, плугов, костей, тряпья.
Появились в школе карандаши, тетрадки, краски вроде пуговиц, приклеенные к картонкам, переводные картинки. Мы попробовали сладких петушков на палочках, а женщины разжились иголками, нитками, пуговицами.
Учитель ещё и ещё ездил в город на сельсоветской кляче, выхлопотал и привёз учебники, один учебник на пятерых, а после один на двоих.
Столы и скамейки сделали деревенские мужики и плату за них не взяли. Учитель и фотографа сговорил к нам приехать. И тот заснял ребят и школу нашу. Это ли не радость!
К весне тетрадки, выменянные на утильсырьё, исписались, краски искрасились, карандаши исстрогались, и учитель стал водить нас по лесу и рассказывать про деревья, про цветки, про травы, про речки и про небо.
Как он много знал! И что кольца у дерева – это годы жизни его, и что сера сосновая идёт на канифоль, и что хвоей лечатся от нервов, и что из берёзы фанеру делают, и что леса сохраняют влагу в почве, а значит, и жизнь речек.
Но и мы тоже по-своему знали лес. Учитель слушал нас и учился. Мы научили его копать и есть корни саранок, жевать лиственничную серу, различать по голосам птичек, зверьков и, если он заблудился в лесу, как выбраться, рассказали.
Однажды мы пошли на Лысую гору за цветами и саженцами для школьного двора. Поднялись до середины горы, присели на каменья отдохнуть и поглядеть сверху на Енисей, как вдруг кто-то из ребят закричал:
– Ой, змея, змея!..
И все увидели змею. Ещё и подумать мы ничего не успели, как учитель оттолкнул нас, а сам схватил палку и принялся молотить по змее. Вверх полетели обломки палки. Змея кипела ключом и подбрасывалась на хвосте.
– Не бейте через плечо! Не бейте через плечо! – кричали мы, но учитель не слышал нас. Он бил и бил змею, пока она не перестала шевелиться.
Потом он приткнул концом палки голову змеи и обернулся. Руки его дрожали. Весь он дрожал. Ноздри и глаза его расширились, и весь он был белый.
Мы отыскали в камнях, отряхнули и подали ему кепку.
– Пойдёмте, ребята, отсюда, – сказал учитель.
Мы посыпались с горы, а он шёл за нами и всё оглядывался, готовый оборонять нас снова, если змея оживёт и погонится следом. Под горою учитель забрёл в речку, попил из ладоней воды, побрызгал на лицо, утёрся платком и спросил:
– А почему вы кричали, чтоб я не бил гадюку через плечо? Разве нельзя?
– Закинуть же на шею змею можно. Она, зараза, такая… Обовьётся вокруг палки!.. – объяснили мы учителю, и кто-то неожиданно спросил: – Да вы раньше-то хоть видали змею?
– Нет. В первый раз, – виновато улыбнулся учитель. – Там, где я рос, никаких гадов не водится. Я же с Кубани. Там нет таких гор, и тайги такой нет.
Мы стояли с открытыми ртами, слушали.
Вот тебе и на! Значит, нам надо было оборонять учителя. А мы!..
Прошли годы. Многие годы минули. А я таким вот и помню деревенского учителя, с чуть виноватой улыбкой, вежливого, застенчивого, но всегда готового броситься вперёд и оборонить своих учеников, помочь им в беде, облегчить и улучшить людскую жизнь.